В прошлую субботу команда нашего магазина побывала на лекции-обсуждении «Public talks» на тему коллабораций уличных художников с брендами. В дискуссии участвовали как зарубежные, так и отечественные представители уличного искусства, а также легендарная фотожурналистка Марта Купер. Там же мы узнали, что в Москве проходит II Биеннале уличного искусства «Артмоссфера» в Манеже с 30 августа по 9 сентября, где в течение нескольких месяцев будут знакомить москвичей с культовыми представителями мирового стрит-арта. 

Мы поговорили с Мартой о граффити-тусовке 1980-х, вдохновляющих арт-проектах, вандализме и покемонах. Марте Купер 73 года, она известна во всём мире как фотограф, запечатлевший зарождение граффити-культуры в Нью-Йорке конца 1970-х, и соавтор книги «Subway Art», вдохновившей многих молодых людей по всему миру заняться уличным искусством. Уже больше сорока лет Купер снимает граффити-райтеров и их работы: в начале своей карьеры она всё свободное время проводила в бедных кварталах, где жили уличные художники-подростки, сопровождала их в ночных вылазках в заброшенные здания и неохраняемые депо, фотографировала расписанные ими поезда и стены.


«Я выросла в Балтиморе, крупном городе в штате Мэриленд, и моё детство было довольно обычным: у моего папы был магазин фототехники, а мама преподавала английский в школе и занималась журналистикой. В 1975-м я вышла замуж за антрополога, переехала вместе с ним в Японию, там он собирал материал для докторской диссертации, а я снимала кое-что для National Geographic. Потом мы вернулись в США и жили в Род-Айленде. Но я очень хотела переехать в Нью-Йорк, так как там находились все редакции и издательства, где я могла бы работать фотографом — понятное дело, интернета тогда не было и важно было жить в том городе, где работаешь. 


Поэтому сначала я по объявлению сняла квартиру в Верхнем Вест-Сайде на три дня в неделю и моталась между Вест-Сайдом и Род-Айлендом пять лет, пока мой (бывший) муж не нашёл место преподавателя в Нью-Йорке. Потом я уже сняла отдельную квартиру, стала штатным фотографом New York Post и постоянно ездила в редакцию, которая находилась в Нижнем Ист-Сайде. Это был тот ещё райончик, но я часто там гуляла, когда мне нужно было дощёлкать кадры в плёнке, чтобы отнести её в редакцию. Там я начала снимать детей, играющих на улице, и познакомилась с райтером HE3, который попросил меня сфотографировать его работы. И я настолько увлеклась съёмкой граффити, что ушла из New York Post и проводила много часов, ожидая, когда мимо проедет поезд с новым произведением известного мне автора, или сопровождала райтеров в их ночных вылазках.


Авторы граффити действительно рисковали жизнью, чтобы создать свои работы: их могли арестовать и за расписывание поездов, и за то, что они воровали краску. Понимаете, их искусство было настолько важно для них, что они действительно были готовы на всё. И это был такой секретный мир подростков, который не понимали взрослые, — это меня очень интересовало. В колледже я изучала историю искусства, так что граффити привлекли меня и как исследователя.


Мне кажется, граффити — это идеальный объект именно для фотографии: думаю, я мало снимала всё связанное с музыкой — рэперов, диджеев, концерты, — потому что самое главное в их творчестве невозможно передать через снимки. А для граффити-художников фотография — единственный способ увековечить свои работы: сегодня ты нарисовал надпись на поезде или стене, а завтра её уже закрасят другие. Нью-йоркские граффити стали настолько популярными не потому, что они были какими-то высокохудожественными, а потому что у каждого райтера был свой узнаваемый стиль, какая-то история — это можно увидеть только на фотографиях.


Дружить с райтерами мне было совсем не сложно: они были заинтересованы в том, чтобы их произведения сфотографировали, и знали, что я не сдам их копам. В New York Post я была первым штатным фотографом-женщиной, там были 15 парней и я. Не то чтобы меня как-то несерьёзно воспринимали, но просто в то время журналистикой занимались мужчины. И в граффити-тусовке сегодня, конечно, гораздо больше женщин, чем тогда, но большинство райтеров всё равно парни.


Меня часто спрашивают что я думаю по поводу дальнейшего развития граффити, и я всегда честно говорю, что не знаю. Я слежу за процессом и документирую его, но не возглавляю. Думаю, что будет много экспериментов с виртуальной и дополненной реальностью, диджитал-технологиями, но я не могу сказать, что сейчас есть какой-то мощный тренд, который обязательно разовьётся во что-то самостоятельное в будущем.


Мне самой хочется, чтобы было больше арт-проектов, затрагивающих острые социальные темы, чтобы искусство как-то улучшало жизнь людей. В этом году я работала с Mundano, художником из Бразилии, над проектом «Viva os catadores»: он расписывал тележки «катадоров» — людей, которые собирают мусор и вторсырьё, зарабатывая этим на жизнь и делая очень важную для общества, но не очень уважаемую работу. Мне нравится этот проект, потому что он не просто красивый, но и реально меняет мир: произведения Mundano делают катадоров «видимыми» и заставляют людей задуматься о том, сколько отходов они производят и как это влияет на планету. Мы были в Сан-Паулу и снимали катадоров, которые живут в трущобах. Сначала было страшновато пробираться в эти районы и фотографировать людей, которых я впервые видела, но они все знали Mundano, ему удалось создать такую тёплую связь с сообществом и заслужить их уважение. Это было здорово, я бы никогда не смогла сделать эти фотографии в одиночку. Сейчас мы думаем сделать похожий проект в Нью-Йорке — там тоже очень много людей, которые занимаются сортировкой и сдачей мусора в переработку, люди постоянно видят их на улице, но никогда не заговаривают с ними.


Конечно, не все граффити являются произведениями искусства. Я часто вижу какую-нибудь надпись и думаю: «Здесь это совсем не уместно, зря ты испортил эту красивую мраморную плиту». На улицах полно откровенно плохого искусства — правда, и в музеях его хватает. Граффити однозначно лучше, чем наружная реклама, которая так же засоряет город. Ты смотришь на нарисованную кем-то надпись и думаешь, что до тебя здесь был кто-то живой, он вложил в это душу, оставил свой след. У рекламных баннеров нет такой ауры, они просто пытаются заставить тебя что-то купить.


Думаю, симпатия к уличному искусству появляется вместе с «приобретённым вкусом» — для этого нужно увидеть много произведений искусства, не только уличного, но и классического. Мне многие картины в музеях не нравятся, но они, в отличие от граффити, не вторгаются в моё личное пространство — так что я отлично понимаю людей, которые выступают против граффити. Мне бы, например, не хотелось, чтобы кто-то без спросу расписал стену моего дома.


Судьба райтеров, которых я снимала в начале 80-х сложилась очень по-разному: кто-то владеет галереей или работает в сфере искусства, а кто-то умер или сидит в тюрьме. Lady Pink, например, до сих пор расписывает стены и ещё преподаёт детям живопись. Crash открыл свою галерею, очень приятную, и делает много работ на заказ для коммерческих
компаний.


Я же купила дом на юго-западе Балтимора, в не самом благополучном районе, который называют Sowebo, и живу там пару месяцев в году. Мой нынешний фотопроект с местными жителями бесконечный — я постепенно знакомлюсь с ними, гуляю по кварталу, все соседи уже знают меня как Даму-Фотографа («The Picture Lady»). Многие охотно позируют мне, потому что знают, что я всегда печатаю снимки и отдаю их на память, некоторые приводят мне своих родителей и друзей, чтобы я их тоже сфотографировала. Район тут действительно не самый спокойный. (Марта показывает снимок, на котором молодой афроамериканец изучает каталог огнестрельного оружия.) Я сделала альбом, в котором фотографии моего района в Балтиморе сопоставлены с кадрами, сделанными в ЮАР в месте с похожим названием — Соуэто. Это окраина Йоханнесбурга, где во время апартеида заставляли селиться африканцев, сейчас там живут бедные люди и есть резиденция для художников. Удивительно, как эти два места и люди в них похожи.


Я много лет собираю старые фотографии, постеры и открытки, на которых изображены женщины с камерами, — всё это выложено на cайте Kodak Girls, а оригиналы хранятся у меня в квартире в Нью-Йорке и занимают там кучу места. Это в основном снимки из знаменитых рекламных кампаний Kodak. Когда в продаже появились компактные камеры, их реклама была ориентирована на женщин, так и появилась «девушка Кодак» — независимая дама, которая много путешествовала и брала камеру с собой. Когда я впервые увидела её изображение в детстве на какой-то ярмарке антиквариата, я сразу поняла, что я и есть девушка Кодак.


А сейчас я пойду ловить покемонов, их тут (вокруг Манежа. — Прим. ред.) так много! Уже пару месяцев не могу оторваться от этой игры».

ИЗ ИНТЕРВЬЮ ДЛЯ: wonderzine.ru 
ФОТОГРАФИИ: Martha Cooper/Everybody Stree/All Day Every Day, Carmachael Gallery, Wikipedia